Главная Кроме того Тяжелое испытание

Тяжелое испытание

Не обошла стороной война и семью мамы. Её брат Алексей был призван на фронт в начале сорок первого. Маме тогда едва исполнилось 18 лет. И когда фашисты заняли пол-Воронежа, потребовались силы молодых девушек, пятнадцатилетних парней и молодых женщин. И тыл, и фронт стояли насмерть, но вторую половину города не отдали. Война – слишком тяжёлое испытание для всех. Оставшуюся в городе молодёжь призывали рыть окопы под Воронежем. Со всех окрестных сёл и деревень стекались туда люди. Десятки километров шли пешком, а кому на подводе посчастливилось подъехать. Все собрались под Бутурлиновкой. Женщин и парней расквартировали у местных жителей. Мама позднее вспоминала: «Мы были полуголодными, простуженными, но никто не жаловался. Все орудовали лопатами с раннего утра и дотемна. Кровавые мозоли перевязывали тряпками. Ломила спину так, будто на ней лежал полный мешок зерна. Ночью чуть забудешься – уже вставать пора. А руки ещё не успели отойти». Земляные работы, конечно, не для женщин и молодых неокрепших парней. Но война всех сравняла.
Как-то из штаба пришёл посыльный и спросил: «Девчата, кто из вас хорошо пишет? Нам в штаб нужен работник». Подруги указали на маму. Её тогда все звали Шурочкой. Она была хороша собой. Росточком невелика. На её круглом личике всегда алел лёгкий румянец. Зеленовато-карие глаза искрились улыбкой. Вздёрнутый носик никак не портил её красоты. А шапка густых кудрявых волос придавала какую-то особую пикантность её внешности. Мама в молодости очень переживала, что у неё нет бровей. Нет, они, конечно, были, но какие-то…белёсые. И однажды она их покрасила, но потом стирала краску до мозолей. Итак, мама стала работать в штабе. На квартиру приходила уже затемно. А рано утром бежала по морозцу на колхозное поле, копала мёрзлую сахарную свёклу, чтобы сварить и самой поесть, и стариков накормить. Хозяева её благодарили за заботу и доброту. Как-то мама отпросилась на несколько дней: у неё серьёзно заболела мать. А когда вернулась, то пришла в ужас. Фашисты разбомбили всё и всех. На поле страшно было смотреть: оно было усеяно трупами. Слёзы застилали её глаза. Она рыдала навзрыд. Раненых вывезли в госпиталь. А убитые, кого смерть застигла прямо на насыпи, лежали в траншее. А кто-то бежал до леса, но… не успел. Мама с трудом нашла своих подруг. У одной лицо было настолько обезображено, что узнала она её только по одежде. Ноги были оторваны. Перед ней лежал просто обрубок человеческого тела. У другой подруги вывалились все внутренности, а в открытых глазах застыл ужас. Не пощадил фашист молодость, щедро «одарил» их бомбами и пулями. Мама переходила от одного убитого к другому и не могла понять, за что же им выпала такая участь. Они лежали такие молодые, полные сил. И никогда уже этим мальчишкам и девчонкам не услышать слов «мама», «папа», не изведать трепета первого поцелуя. Они ничего не успели в этой жизни. И уже не успеют…
Немцы разбомбили и штаб. Кто знает, Бог ли спас мою маму, Ангел ли Хранитель? И я не знаю. Два дня хоронили умерших, помогало всё село да та горсточка людей, которая перед бомбежкой работала у леса. Они спаслись чудом. Нет, не для войны любая мать растит своих детей. Невольно вспоминаются удивительно точные слова Б.Окуджавы: «Ах, война! Что ж ты, подлая, сделала…». В них слышится и сожаление, и укор, и обида , и боль.

Зинаида Попова, с. Карагай.